ФБ-ДНЕВНИК. Август-сентябрь
О ТОМ, ЧТО БЫЛО
СЕГОДНЯ В КИЕВЕ (31 АВГУСТА)
Итак, Верховная Рада
265 голосами поддержала в первом чтении изменения Конституции, касающиеся
децентрализации власти – в том числе, и поправки относительно статуса
неконтролируемых Киевом территорий Донбасса.
Это значит, что
Украина сохраняет в глазах своих западных союзников образ страны, ответственно
относящейся к принятым на себя обязательствам. И больше не означает ничего.
Потому что поправки относительно донбасских территорий останутся на бумаге: их жизневоплощение будет
блокироваться невозможностью договориться с Россией по другим пунктам Минска-2
и, прежде всего, об условиях проведения местных выборов на этих территориях.
Ну, а без легитимирующих власть выборов запись в Конституции никакой силы иметь
не будет.
Депутаты, голосовавшие против (а перед этим попытавшиеся голосование
сорвать), мотивировали свое поведение тем, что поправки по Донбассу – это
односторонняя уступка Кремлю, которая ни мира, ни территориальной целостности
страны не обеспечит. Что тоже правда – не обеспечит. Поэтому силам, киевской
власти враждебным, удалось вывести сегодня людей на улицу и спровоцировать
кровавые столкновения с полицией. Нарастание конфликтности в правящей коалиции
создает атмосферу, для провокаций благоприятную.
Это нарастание конфликтности проистекает не из разного представления о
способах решения проблемы (таковых просто нет), а из разного представления о
важности сохранения Украиной образа договороспособного партнера и,
соответственно, поддержки Запада против России, когда на приемлемые для Украины
компромиссы Москва не идет и не пойдет. На украинскую интерпретацию минских
договоренностей, Западом поддерживаемую, Кремль не согласится. Его ведь и
изменения Конституции, голосовавшиеся сегодня в Раде (те самые «односторонние
уступки»), тоже не устраивают. А что еще, кроме одобрения примерного поведения
и неодобрения кремлевской недоговороспособности, может получить Киев от
западных миротворцев, пока не знают, похоже, ни в украинской столице, ни в
столицах европейских.
Короче говоря, ситуация остается подвешенной. Сколько так может
продолжаться, никто не скажет. Украина удержалась сегодня в образе, но при
голосовании конституционных изменений во втором чтении, требующем 300 голосов,
вряд ли удержится. Если, конечно, Запад не усилит давление на Москву, и оно
окажется результативным, на что официальный Киев рассчитывает. А если этого не
произойдет? Тогда, надо полагать, Украина не сможет принять новую Конституцию,
что Минском-2 предписано сделать до конца года.
Правда, ко времени голосования во втором чтении могут пройти местные выборы
в ДНР и ЛНР, назначенные донецкими и луганскими властями на 18 октября и 1
ноября, — судя по последним писаниям близких к Кремлю политологов, их
проведение не исключают и в Москве. Что будет означать открытый разрыв с
минскими договоренностями и снимет с Киева ответственность за его обязательства.
Но то будет уже другая – возможно, уже постминская история. —
ПОСЛЕ ВЗРЫВА (2
СЕНТЯБРЯ)
Граната, разорвавшаяся
в Киеве, взорвала украинское общество. Обозначилась черта, переступать которую
власть не сможет. И президент Порошенко вынужден был это признать: мы, сказал
он, не могли не вынести на голосование в Раду поправки в Конституцию, так как
взяли на себя в Минске соответствующие обязательства, и их выполнение диктуется
соображениями о нашей международной репутации, о сохранении поддержки западных
партнеров в противостоянии восточному соседу. И еще дал понять, что об
окончательном голосовании во втором чтении не может быть речи, пока полностью
не выполнит свои обязательства другая сторона. Дал понять не только украинцам,
но и западным (прежде всего, европейским) миротворцам – мы свою часть пути
прошли, от нас больше ничего не зависит. Обозначив тем самым и перед ними
принципиальную новизну ситуации, в которой им предстоит определиться.
Когда-то невыполнимость минских
соглашений должна была стать очевидной, а ставка миротворцев на их выполнение
завести в тупик. Позавчерашняя трагедия в Киеве обагрила этот тупик кровью.
В этих соглашениях
искусственно примирялись две непримиримые позиции. С одной стороны — российская
позиция сохранения ДНР и ЛНР в Украине с особым статусом, позволяющим им проводить
политику Москвы в Киеве. С другой – позиция
украинская, самого существования этих республик не предполагающая, а
уступчивость свою проявляющая лишь в согласии на особый режим местного
самоуправления в отдельных городах и районах Донецкой и Луганской областей без
всяких ДНР-ЛНР. Эта несогласуемость интересов и целей замазывалась в минских
рамочных договоренностях взаимоисключающими формулировками, блокировавшими
достижение договоренностей по конкретным вопросам. На что западные миротворцы,
повязавшие себя ролью гаранта соблюдения соглашений, закрывали глаза, требуя
соглашения выполнять. Под их давлением российская сторона, даже в ответ на
санкции, уступчивости не обнаруживала, а украинская уступала и принятые на себя
(порой тоже не без давления) обязательства пыталась выполнять.
Киев согласился на
участие в переговорной контактной группе представителей боевиков, что поначалу безоговорочно
исключал («с бандитами переговоров не ведем»), но вынужден был уступить
требованиям Москвы и солидаризировавшихся с ней западноевропейцев.
Киев согласился
закрыть глаза на такие нарушения первых минских соглашений, как выборы в ДНР и
ЛНР 2 ноября прошлого года, как январско-февральское наступление на
дебальцевском направлении, и признать новую линию размежевания сторон,
существенно отличавшуюся (в пользу боевиков) от той, что была обозначена
Минском-1.
Киев согласился
продолжать переговоры и после того, как другая сторона, вопреки Минску-2,
продолжала штурмовать Дебальцево, пока не выбила украинскую армию из города.
И, наконец, украинский
президент под давлением европейцев и США согласился внести в текст Конституции
поправку относительно статуса неподконтрольных донбасских территорий ДО предписанного
Минском-2 полного прекращения огня, что, в конце концов, взорвало ситуацию в
самой Украине. Взорвало, потому что стало очевидным: Москву эта поправка,
оставляющая ДНР-ЛНР за границей легальности, все равно не устроит,
территориальную целостность страны она не обеспечивает, дорогу из войны в мир
не открывает. И многие люди не понимают, почему надо идти на унижение, как они
считают, страны, меняя ее Конституцию под диктовку других стран только ради
сохранения в их глазах позитивного образа без каких-либо со стороны этих стран
обязательств. А поняли ли после телеразъяснений и обещаний Порошенко,
прояснится на октябрьских выборах.
В Украине все
отчетливее осознается, что минско-нормандский формат выполнение соглашений
обеспечить не в состоянии. Но выход из обозначившегося тупика – не в смене
формата, как многим кажется. Хотя бы потому, что ни одна из сторон в обозримом
будущем добровольно от него не откажется. Тем более, Украина, которой он
позволяет сохранять международную поддержку, будучи для нее своего рода
охранной грамотой, пусть и не очень надежной. Однако надо все же отдавать себе
ясный отчет в исчерпанности потенциала
той миротворческой стратегии Запада, которая изначально ориентировалась на
примирение непримиримого. Она, стратегия эта, временами позволяла и позволяет сейчас приостанавливать масштабные военные действия и уменьшать количество человеческих жертв, что, безусловно, может быть поставлено
ей в заслугу. Но она не вела и не ведет ни к миру, ни даже к устойчивому перемирию. Потому что она
поверх интересов и целей сторон, одна из которых хочет получить сателлитов в
виде ДНР и ЛНР в соседней стране, а другая этого позволить не может. И еще потому, что допустила
смешивание вопроса о войне и мире с вопросом об изменении политического
устройства Украины.
На мой взгляд, чем
дольше Запад в лице стран-миротворцев будет безрезультатно настаивать, дабы
сохранить лицо, на «выполнении минских соглашений во всем их объеме» и
продолжении переговоров об «особом
статусе», выборах, Конституции и прочем политическом до того, как от линии
разделения сторон отведены все войска и вооружения и прекращен огонь, а из
Донбасса выведены российская военная техника и российские «добровольцы», тем
больше он лицо это будет терять. А в Украине реализация такой стратегии – даже
сугубо формальная и мало к чему обязывающая, как было с конституционной
поправкой, — может сопровождаться нарастанием общественного раздражения и
внутренней политической конфликтности с непредсказуемыми последствиями,
симптомы которой и дали о себе знать в
последние дни.
ОБ ИНТЕРВЬЮ СААКАШВИЛИ
(5 СЕНТЯБРЯ)
Послушал интервью
Саакашвили украинскому ТВ. Насчет оправданности его претензий Яценюку судить не
возьмусь, но для понимания природы постсоветской государственной системы
интервью интересное.
Оно лишний раз
подтверждает, что коррупция в этой системе — не аномалия, а норма, органически
присущий ей способ существования и внутренней коммуникации. Что политическая
революция, против нее направленная, сама по себе опрокинуть ее и заменить
другой не может. Принцип ее
функционирования («деньги-власть-деньги»), обслуживающий частные интересы
олигархов и бюрократии, успел глубоко укорениться, а почвы для альтернативного
ему принципа права в системе нет, он должен быть в нее привнесен извне, т.е. из
общества, но во власте- и олигархозависимом социуме идея альтернативного
правового порядка не может обрести силу и волю для его, порядка этого,
утверждения.
Однако пример Украины поучителен не только как опыт неудачи (на сегодняшний
день), но и как опыт обнаружения системной проблемы во всей ее конкретной
сложности и, главное, опыт продолжающегося поиска ключей к проблеме несмотря на
неудачи. Он поучителен тем, что наглядно демонстрирует нерешаемость ее ни
посредством смены персоналистского режима плюралистическим с разделенными
ветвями власти и политической конкуренцией, ни законами о противодействии
коррупции, даже если они не имитационные. Но еще, повторю, и тем, что решение
ищется, о чем свидетельствует и одесский эксперимент с пробиванием бреши в
системе на уровне одной отдельно взятой области.
Присматриваться бы надо ко всему этому тем, кто претендует на роль
реформаторов в послепутинские времена. Ведь в их планах и проектах трудно
обнаружить даже саму проблему, которую Украина явила во всей ее новизне и
конкретности. Проблему реформирования посткоммунистической системы,
принципиально от коммунистической отличающейся. Прежде всего,
взаимоопосредованностью власти и денег, власти и крупного частного капитала. В
России это выглядит несколько иначе, чем в соседней стране, в России системный
принцип не «деньги-власть-деньги», а, скорее, «власть-деньги-власть», и это
различие, возможно, существенное. Желательно бы, конечно, в проектах и
программах учитывать и его, но откуда возьмется интерес к различиям при
отсутствии интереса к типологическому сходству, именуемому иногда state capture
(захват государства влиятельными группами интересов)?
ОБ АРМЕЙСКОМ И
НЕАРМЕЙСКОМ ПОРЯДКЕ (6 СЕНТЯБРЯ)
Социологи выяснили,
что 40% населения считают устройство армии образцом для всего общества — за последние
25 лет доля так считающих увеличилась в
полтора раза. Каков именно в глазах людей образ армейского уклада, и в чем
именно они видят его привлекательность в сравнении с укладом гражданским, у
них, к сожалению, не спросили. Возможно, он ассоциируется с устойчивым порядком гарантированного довольствия, ясности
отношений, равенства перед приказом и
равнообязательности его исполнения. Возможно, с максимумом определенности и предсказуемости
и минимумом обременительной рефлексии относительно того, в чем твой личный
интерес, как он соотносится с интересами других людей и интересом общим, и в чем этот общий интерес заключается.
Может быть, с чем-то другим. Но примерно столько же респондентов полагают, что
армейский порядок для жизни не годится. А какой годится, социологи опять-таки не
спросили. Между тем, именно это и интересно.
ОБ ОРДЫНСКОЙ ПРОБЛЕМЕ
(7 СЕНТЯБРЯ)
Неприятность за
неприятностью с отечественной историей. Не успели разобраться с князем
Владимиром (теперь школьников будут учить, что он крестил Россию в ныне
российской Корсуни раньше, чем крестил от России отпавший Киев), как проблемы с
Золотой Ордой. Так все хорошо и понятно было: татаро-монгольское иго, борьба с
ним и от него освобождение, история трудная и героическая, но вот напомнили о
ней художественно на Красной площади в День города, и в Духовном управлении мусульман России сочли это
бестактным. Мол, не случилась бы без Орды «государственность Московского
царства и в целом России, да и всей российской системы управления и
государственности». Несколько преувеличено, конечно (особенно насчет системы
управления), но в целом оспорить трудно: известно ведь, какую роль играла
Москва до монголов и какую стала играть благодаря им. Однако и превращать Орду
во второе, после Корсуни, начало российской истории тоже как-то не с руки. Придется,
наверное, ордынские 240 лет из учебников удалять. Не в том, понятно, смысле,
чтобы превратить их из бывших в небывшие, а в том смысле, чтобы сделать
небывшей власть монгольских ханов над занятыми собиранием земель русских московскими
князьями. А что можно еще придумать?
О ЛЕКСИЧЕСКОЙ
СПЛОЧЕННОСТИ (8 СЕНТЯБРЯ)
Посмотрел немецкий
документальный фильм «Племя Путина». Там люди из разных мест — от Калининграда
до Владивостока — говорят о себе, стране и мире. О себе и своих делах
рассказывают каждый по-своему и своими словами, о стране и мире (Путине,
России, Украине, Америке) — одними и теми же. Немецкие документалисты, похоже,
такой лексической сплоченности не ожидали.
ОБ АНТИГЛОБАЛИСТЕ
ГЛАЗЬЕВЕ (9 СЕНТЯБРЯ)
Что предлагает
Глазьев, доклад которого намерена обсудить межведомственная комиссия Совета
безопасности РФ? Я не об экономике, об этом уже многие умно и профессионально
написали. Я о месте России в мире, проектируемом советником ее президента.
Глазьев предлагает
быть последовательными в созидании альтернативной цивилизации. В подтексте его
проекта — предупреждение о том, что претензия этой цивилизации на особый статус
в ГЛОБАЛЬНОМ экономическом мире несостоятельна (с чем властям соглашаться не
хочется, но и спорить все труднее), а
перспективна только роль державного антиглобалиста. То есть предлагается
обосноваться в нише, к которой Россия уже в значительной степени сдвинута в
ответ на ее внешнюю политику. Предлагается компромиссы с глобальной
мир-экономикой больше не искать, и, сделав решительный решающий шаг, идти до
конца. Предлагается антиглобализм в одиночку, почти без союзников, дефицит
которых призвано, очевидно, сполна компенсировать оружие глобального поражения
вкупе с надеждами на их обретение после достижения обещаемых Глазьевым
научно-технологических и прочих мировых вершин.
А что из этого всего может получиться, экономисты, повторяю, уже
проинформировали, представив анализ проекта по каждому пункту.
О НОВЫХ ВСТРЕЧАХ В
МИНСКЕ (10 СЕНТЯБРЯ)
На Донбассе уже больше
10 дней почти не стреляют. Но что дальше? Контактная группа позавчера снова
заседала в Минске, однако соглашение по военным вопросам опять не было
подписано. Следующая встреча 22 сентября. А «политическая» рабочая подгруппа
соберется раньше и будет, как намечено, работать два дня – 15 и 16-го. По
ключевому обсуждаемому в группе пункту – о проведении местных выборов –
продвижения нет. Насчет возможности согласования позиций остаюсь скептиком. Но если в эти два дня не
согласуют, то может начаться предвыборная компания в ДНР, где на 18 октября
назначены выборы не согласованные. А их проведение вопреки позиции Киева – это
обвал Минска-2 с последствиями, о которых сегодня судить трудно. Разные могут
быть последствия – в том числе, и заморозка конфликта. Если, конечно, по
военным вопросам все же окончательно договорятся. А замораживание, кстати, это
не то, о чем договариваются. Это то, что возникает по факту как результат
невозможности договориться и признания конфликтующими сторонами невозможности
силового решения.
О ЗАЯВЛЕНИИ ПОРОШЕНКО
(11 СЕНТЯБРЯ)
Порошенко
категорически выступил против того, чтобы пролонгировать выполнение минских
соглашений на 2016 год. Это значит, во-первых, что он считает Украину эти
соглашения добросовестно выполняющей и способной, как ими и предусмотрено, до
конца года выполнить полностью. Это значит, во-вторых, что он уверен в
отсутствии сомнений насчет добросовестности Киева у западных миротворцев.
В Донецке и Луганске
заявление украинского президента расценили, наоборот, как упреждающий разрыв с минскими договоренностями. Надо
полагать, во-первых, потому, что не считают, будто Киев эти договоренности
выполняет. И в Донецке с Луганском, и в Москве считают, что как раз не
выполняет. А во-вторых, потому, что не собираются, очевидно, в оставшиеся до
конца года месяцы передавать Украине предусмотренный Минском-2 контроль над
российско-украинской границей.
Так что достигнутое прекращение огня — это только начало, которое может
оказаться паузой. Оно открыло возможность для парижской встречи нормандской
четверки, назначенной на 2 октября. Там можно будет подвести первые итоги и
сосредоточиться на вопросах, в которых интересы и цели сторон были и остаются
несовместимыми. Вопросов о том, кем будут реально контролироваться отщепившиеся
от Украины донбасские территории. Но мыслим ли в данном отношении компромисс, к
которому стороны до сих пор не продвинулись ни на шаг?
Своим сегодняшним заявлением Порошенко дал понять, что свое понимание этих
вопросов Украина считает соответствующим и национальным интересам страны, и
своим минским обязательствам, которые выполняла и намерена выполнить в
отведенные для того сроки и не считает допустимым откладывать их выполнение
другой стороной. Тем самым украинский президент выразил и настроение
значительной части украинского общества, недовольной «односторонними уступками»
Украины под давлением России и Запада. Сомневаюсь, однако, что другая сторона с
этим согласится. На жертвоприношение посредством отречения от взращенных ею
ДНР-ЛНР ее вряд ли уговорят. А Украине признавать эти республики никто не
предписывал. И в таком случае главным станет вопрос о том, удастся ли
обеспечить необратимость прекращения огня.
Удастся — будет замороженный конфликт, не удастся — будут сохраняющиеся
попытки решить его военным давлением и пролонгацией нестабильности.
О ГОСУДАРСТВЕННОМ
РЕЗОНЕ И АНТИРЕЗОНЕ (12 СЕНТЯБРЯ)
До сих пор не уходит,
то и дело напоминает о себе тягостное впечатление, вызванное рассказом
корреспондента «Новой газеты» о посещении им родителей Александра Александрова,
плененного в Украине и ждущего там суда. Что-то первичное, первоосновное
надламывает эта нелегальная война, понуждающая армейское руководство отрекаться
от собственных солдат, на войну посланных и в том после пленения признающихся.
Я не только о них, но и об их родных,
вынужденных сочленять страх перед государством с родительским чувством, искать
и не находить между ними компромисс.
Когда-то в Европе была придумана концепция «государственного резона», во
имя которого считались оправданными действия, переступающие черту морально
дозволенного (в наших краях это именовалось Правдой, верховенствующей над верой
и правом). Но, во-первых, концепция та давно из европейской (и не только) политики
ушла, а во-вторых, не уверен я, что ставила она людей в такое положение, в
каком оказались родственники Александрова и плененного вместе с ним Евгения
Ерофеева, не говоря уже о положении самих этих военнослужащих. И потому, может
быть, что-то не то и не так с самим государственным резоном? Может быть, и нет
его вовсе, резона этого (он же Правда), если ради него в людях надо ломать то,
что ломать нельзя? Может быть, он уже сигнализирует о самопревращении в
антирезон?
О БЕРЛИНСКИХ
ПЕРЕГОВОРАХ (13 СЕНТЯБРЯ)
О том, что было вчера
на встрече министров иностранных дел нормандской четверки в Берлине, пытаюсь
прояснить для себя по итоговым выступлениям ее участников.
Германский министр
Штайнмайер назвал переговоры «менее конфронтационными», чем раньше.
На российского министра
Лаврова они произвели «позитивное впечатление».
Украинский министр Климкин
охарактеризовал их как «традиционно тяжелые».
У первых двух – акцент
на обнадеживающей тональности обсуждения, у третьего – на сохраняющихся
трудностях примирения позиций.
Насколько можно судить
по заявлениям Климкина и Лаврова, для Киева главное — закрепление режима
прекращения огня и обеспечение надежного контроля над отводом вооружений (о других обсуждавшихся темах украинский
министр не упомянул вообще), для Москвы –
сопутствующие прекращению огня и отводу вооружений местные выборы на Донбассе. По военным
вопросам, несмотря на прогресс, все еще сохраняются некоторые разногласия, по
вопросу о местных выборах, сообщил Лавров, есть новые предложения относительно
компромисса (какие – не сказал), договариваться предстоит на их основе, но они
пока не устраивают ни Киев, ни Донецк с Луганском. Тем не менее, российский
министр уверен, что все разногласия преодолимы и к встрече лидеров нормандской
четверки 2 октября должны быть и будут преодолены.
Как можно согласовать позиции по выборам, по-прежнему не представляю. Разве
что при очень серьезных уступках украинской стороны с серьезными для Порошенко
внутриполитическими последствиями. А если не согласуют, то состоится ли встреча
лидеров?
О ДИЛЕММЕ ПОРОШЕНКО
(14 СЕНТЯБРЯ)
Порошенко сразу в
нескольких западных ведущих изданиях предупредил, что назначенные на 18 октября
без согласования с Киевом местные выборы в ДНР будут означать, в случае их
проведения, конец Минска-2. Однако реальной альтернативой этому может быть лишь
согласие на проведение таких выборах самой Украины — пусть и по украинским
законам, против чего в Москве, Донецке и Луганске не возражают, но на
неконтролируемой Киевом территории с неконтролируемой внешней границей. До сих пор Киев от этого
категорически отказывался, однако теперь, насколько можно судить, его склоняют
к этому европейские партнеры по нормандскому формату, обвала Минска-2 допускать
не желающие.
Согласие Порошенко будет сопровождаться для него существенными
внутриполитическими потерями. Очень непростой ему предстоит выбор. Возможно,
многое прояснится уже в ближайшие два дня, когда вопрос о местных выборах будет
снова обсуждаться в Минске.
ОБ АФАНАСЬЕВЕ (15
СЕНТЯБРЯ)
Мы не были с Юрием
Николаевичем друзьями. Но более четверти века были знакомы, обращались друг к
другу на «ты», часто общались в разных аудиториях и приватно, бывало, что в
согласии, бывало – что нет, однажды мне довелось даже резко отвечать ему
печатным текстом, а теперь его не стало, и у меня потребность сказать о том,
каким его, как поздне- и постсоветского общественного деятеля, буду помнить.
Это был редкостно не
клановый человек на государственных должностях (ректора Историко-архивного
института, а потом РГГУ). Поэтому не стал он своим ни для горбачевской команды,
ни для ельцинско-гайдаровской, не говоря уже о командах времен последующих. И
еще никогда не замечал, чтобы он робел перед большинством – не только
«агрессивно-послушным».
В 1988-м он, как
ответственный редактор, составил сборник «Иного не дано», но в горбачевском ЦК
КПСС, где в издании книги были заинтересованы, категорически настаивали на
изъятии из рукописи памфлета Григория Водолазова об академике Федосееве – члене
ЦК и главном начальнике советской общественной науки. В ответ услышали: «Или
книга выйдет целиком, или не выйдет вообще. Это согласовано со всеми авторами».
Как известно, вышла: в то время для одоления официозно-кланового принципа
отношений уже достаточно было перед ним не гнуться, но это по-прежнему мало
кому было дано.
А вот как Юрий
Николаевич реагировал на мнение большинства (не в чужой, а в своей среде),
когда считал его не правым.
В январе 1991-го
общественный совет при «Московских новостях», в котором Егор Яковлев собрал
почти весь перестроечный интеллигентский бомонд, в ответ на кровавые события в
Вильнюсе подготовил для опубликования коллективное письмо с протестом против
насилия и жесткой критикой Кремля. Все его подписали (я тоже), кроме
Афанасьева. Его не устроила фраза, призывавшая литовское демократическое движение
действовать совместно с российским и общесоюзным. Не нужна, мол, литовцам
никакая «общесоюзность»- ни коммунистическая, ни антикоммунистическая, а потому
без надобности им и наши имперские советы, которые лучше оставить при себе.
Однако значительная часть людей, присутствовавших на собрании, за фразу
держалась, они были за демократию, но против сепаратизма, и замысел с
коллективным письмом оказался под угрозой срыва. В итоге оно было все же
опубликовано, вызвало очень большой резонанс в стране и за рубежом, но — без
подписи Юрия Николаевича.
Не позволял он себе
присоединяться к тому, что не считал правильным. Даже если в понимании этого
правильного оставался в одиночестве.
И еще помню, как мы с
ним впервые пересеклись в ЦДЛ, где при большом стечении публики обсуждалась моя
новомировская статья про «дорогу к храму». Меня там крепко били и за «народные
корни сталинизма», и за «интеллигентское оправдание тирана». Бил Олесь
Адамович, бил Юрий Карякин, бил Борис Можаев. Зал дружно аплодировал. А Юрий
Николаевич сказал им, что желание понять причины исторического злодеяния его не
оправдывает и вину со злодеев не снимает, но отыскивание этих причин только в
самих злодеях понимания не добавляет. Ему тоже аплодировали, а после этого
обсуждение пошло спокойнее и, как мне показалось, стало содержательнее.
В этой невключаемости
в клановые сети и независимости от мнения любого большинства не улавливалось
ничего эпатажного. Улавливалось органическое прислушивание к себе, к тому
убеждению, которое на данный момент сложилось и субъективно воспринималось
единственно верным. И даже когда оно смыкалось – например, в критике реформ
90-х — с мнением большинства, в том числе, и воспрявшего
«агрессивно-послушного», это не замечалось, потому что всегда было направлено и
против «агрессивно-послушных», и им никогда не приходило в голову искать в
Афанасьеве единомышленника.
Не пришло им это в
голову и в последние годы, когда Юрий Николаевич стал размышлять о перестройке
и своей в ней роли, испытывая все больший дискомфорт от того, что его имя и
известность пристегнуты именно к тому периоду. Когда стал публично
высказываться о том, что люди, делавшие перестройку, включая и его, не
понимали, что делали, не знали, что нужно делать, и не думали о том, что из
всего этого должно и может получиться. Новая генерация «агрессивно-послушных»,
говоря то же самое, не находила в нем единомышленника, потому что не их правоту
утверждал он задним числом, а описывал самообман и драму тех, кто выставлял
против них идею иного, не имея конкретного представления ни об этом ином, ни о
средствах, необходимых для продвижения к нему.
Афанасьев был
политическим романтиком, востребованным романтическим временем, а когда это
время кончилось, в политике, где утверждалась новая клановость, ему стало
делать нечего, и он добровольно сдал депутатский мандат. Однако в конце жизни
вспомнил все же перестроечную эпоху, так высоко его вознесшую, но не с
ностальгией, а в порядке самокритики и в поучение тем, кто когда-нибудь вновь
начнет что-то в России радикально менять, при почти утраченной собственной вере
в возможность таких перемен. У политических романтиков такое бывает. Но я вот
думаю, что и РГГУ в его первоначальном виде мог создать только романтик. Тот
самый РГГУ, за который Юрия Николаевича так горячо и искренне благодарят в эти
дни там работающие или учившиеся независимо от того, как относились к его
убеждениям и его личности.
Так что ты сделал свое
дело, Юра, показав наглядно, что идеализм может быть практичным и продуктивным.
Забудут люди про межрегиональную группу, забудут, наверное, про
«агрессивно-послушное большинство», которое в день твоей смерти снова было у
всех на слуху, а про основателя РГГУ не забудут. Как про автора воплощенной,
но, увы, не застрахованной от последующей порчи идеи. Сам автор считал, что
порчи неостановимой и необратимой. Но верить в это почему-то не хочется.
О ВЫБОРАХ 18 ОКТЯБРЯ (17
СЕНТЯБРЯ)
Удивительный он во
всех отношениях, этот минский переговорный формат. Да и надстроенный над ним
формат нормандский тоже. Помню, в январе собирались в Берлине министры
иностранных дел нормандской четверки, заявили во всеуслышание о прорыве к
мирному урегулированию, а на следующий день начались широкомасштабные военные
действия. А на днях те же министры снова встречались в том же Берлине, снова
высказывались оптимистично – в частности, относительно новых перспективных
идей, которые позволят согласовать позиции по донбасским местным выборам,
предписав незамедлительно такое согласование начать, а согласие быстро
обеспечить.
Я прочитал это как
давление на Киев, который принуждают проводить выборы на неконтролируемых им
территориях, и мне казалось, что это ставит перед трудным выбором президента
Порошенко. И потому вчера и позавчера внимательно следил за сообщениями из
Минска, где злополучный вопрос должен был решаться и решиться. Но ничего
внятного так и не дождался, а дождался официального объявления местных выборов
в ДНР, которые пройдут 18 октября независимо от Киева вообще. Если вспомнить,
что украинский президент еще раньше упреждающе назвал такое развитие событий
концом Минска-2, то что отсюда следует и что может последовать?
Из этого следует, что
изначально неисполнимая московская идея касательно возвращения ДНР-ЛНР в состав
Украины на российских условиях признана неисполнимой и в Москве. На плане
донбасского Приднестровья как сателлита России внутри Украины поставлен крест,
и ставка сделана на сателлита вне Украины. Читаю вчерашний указ Захарченко о
выборах – ДНР именуется в нем «страной», претендующей быть признанной «на
международной арене», именуется «независимым демократическим государством». А
последовать может констатация Киевом срыва Минска-2 и освобождение себя от обязательства
закреплять в конституции поправку касательно статуса неподконтрольных
территорий – принятая в первом чтении, она, не исключено, больше голосоваться
не будет. Да и недавнее заявление Порошенко о нежелании Украины продлевать действие
минских соглашений на следующий год выявит свой конкретный политический смысл.
Конечно, в Донецке,
Луганске и Москве винить во всем будут Киев. Будут говорить и уже говорят о
том, что выборы проводятся не в обход, а в полном соответствии с Минском-2: там,
мол, предписано провести их до конца года, Киев этого делать не хочет, поэтому
мы вынуждены выполнять соглашения в одностороннем порядке. То есть война
интерпретаций продолжится, но лишь до тех пор, пока оценка происшедшему не
будет дана западными миротворцами. Сомневаюсь, что они признают донецкую
инициативу минским договоренностям соответствующей.
Не знаю, состоится ли
теперь назначенная на 2 октября встреча лидеров нормандской четверки. Не знаю,
объявят ли ДНР и ЛНР, где местные выборы запланированы на 1 ноября, после этих
выборов о выходе из состава Украины (скорее всего, решили не спешить, почему в
ДНР и проведут выборы только городских и районных властей, а выборы поселковых и сельских отложили на следующий
год, оставляя тем самым государственность «недостроенной»). Не знаю, повлияет
ли изменение ситуации на политику санкций, услышан ли будет призыв Киева к их
ужесточению. Но для меня по-прежнему очевидно, что лучшего решения, чем
замораживание конфликта, на сегодняшний день придумать нельзя. А замораживание
конфликта – это договоренность о прекращении огня и другим военным вопросам,
которая пока не достигнута.
Достижима ли? Тоже не
знаю. Но если в Париже 2 октября она будет зафиксирована, то есть смысл там
встречаться. Тогда прекращение войны и станет главным достижением минского и
нормандского форматов. Да, единственным, но кто на этом основании решится
умалять его значение?
О ПОЛИТИЧЕСКОМ И
ЭТИЧЕСКОМ (18 СЕНТЯБРЯ)
Не раз приходилось
наблюдать: люди, политические идеи и идеалы которых жестко сочленены с идеалами
общественной справедливости и, шире, всеобщей моральности, отличаются
повышенной этической бесцеремонностью в отношении политических оппонентов.
Насколько мог заметить, наделение себя привилегированным на нее правом
проистекает из ощущения абсолютной правоты. Я имею в виду не политиков, а
людей, склонных публично размышлять о судьбах страны и мира. Это не обобщение,
просто извлечение из личного опыта коммуникации.
О ЗАМАЛЧИВАЕМОМ И
НАВЯЗЫВАЕМОМ (19 СЕНТЯБРЯ)
Прочитал на
«Гефтер.ру» ответы на вопросы редакции насчет того, что замалчивается в
российской политике, и что выдвигается на первый план. Ответы очень
содержательные, советую посмотреть. Мне тоже предлагали ответить, но два
тезиса, которые сразу пришли в голову, было недосуг развернуть. Тезис первый:
замалчивается, что переживаемый кризис — кризис не развития, а упадка,
сопровождающийся утратой перспективы. Тезис второй: на первый план выдвигается
навязываемое компенсаторное представление о том, что у других не лучше, а сами
другие – хуже.
О БОЛЕЗНИ И ЗДОРОВЬЕ (20 СЕНТЯБРЯ)
Ополчились многие на Валентина
Гафта, на его «России Богом отпущено быть чище и сильнее других» вкупе с верой
в соответствие этой богоизбранной судьбе президента Путина. Некоторые, правда,
сочувствуют: возрастное, мол, это, болезнь головы такая. А я так думаю, что не
болезнь, а обретенное соответствие местной норме здоровья. Она ведь, норма эта,
не только от власти исходит – духовной и светской.
Вот, скажем, Андрон
Кончаловский убежден, что «великое предназначение России – спасти Европу от идеологического и культурного
распада». А есть еще Дмитрий Быков, уверенный, что и сама Россия спасется
только в устремленности к мировому лидерству. И еще есть тоскующий по советским
временам идеолог Кургинян, полагающий, что Россия обречена на новое
первопроходчество, для чего не годится ни модерн, ни постмодерн, а нужен
сверхмодерн, никому, кроме нее, не доступный. Быков ассоциируется с Болотной
площадью, Кургинян с Поклонной горой, но ментальный организм у них устроен сходным
образом, и больным они его не ощущают.
А еще в последнее время появились люди, которые на европейский тренд
Украины отреагировали хоть и одобрительно, но и с поправкой насчет того, что
России предстоит не просто двигаться в Европу, а двигаться в нее с опережением
Европы, ведя ее (и, разумеется, Украину тоже) за собой. Если спросите, а что в
стране и людях, в ней живущих, наличествует такое, что позволяет им
претендовать на лидерство, они скажут, что первопроходчество, игра на
опережение и есть ментальный народный код России, не считаться с которым –
значит не считаться с культурной реальностью. И получается, что больны головой
не они, а те, кто думает иначе.
Я-то, правда, полагаю, что первопроходческая ментальность, дабы воплотиться
в первопроходческую реальность, нуждается в первопроходце-диктаторе, которому
ведомо, к какой цели и какими путями вести за собой первопроходцев рядовых. То
есть у него должна быть универсальная идея, позволяющая играть на глобальное
опережение. У диктаторов ХХ века такая идея была. Нынешние идеологи
первопроходчества ее придумать не могут, а могут лишь к ее придумыванию
призывать. И это, может быть, не так уж и плохо. Может быть, это единственное
пока свидетельство того, что поддерживать наличную норму здоровья становится
непросто.
О 90-х (20 СЕНТЯБРЯ)
Третий день люди
вспоминают 90-е и себя в них. Мне лично годы те, скорее, больше не нравились,
чем нравились, что не считал нужным скрывать. А сегодня у меня нет сомнений в
том, что путинская Россия произросла из ельцинской. Но в оценке людей, делавших
тогда историю, у меня нет и ощущения абсолютной правоты, позволяющей судить об
их абсолютной неправоте. Нет чувства обладания истиной, с высоты которой мог бы
оценивать происходившее в те годы, как цепь заблуждений и ошибок. Потому что даже задним числом не могу уверенно и
ответственно сказать, что и как им следовало в тех конкретных обстоятельствах
делать.
Ну да, могу напомнить, что новое государство надо начинать с его
учреждения, а не конструировать на фундаменте институтов, унаследованных от
государства прежнего. Тем более, такого экзотического, как Съезд народных
депутатов, перехватившего у ЦК КПСС монополию на власть. Но и в данном
отношении нет у меня полной уверенности, что в послепутчевой ситуации 1991 года
можно было созвать и провести, скажем, Учредительное собрание. А посему пытаюсь,
насколько это мыслимо применительно к лично пережитому, относиться к 90-м так,
как отношусь к другим периодам истории. Как к столкновению возможностей,
интересов, воль и идей, в котором и
определяются исторический маршрут и исторический результат.
К тому, что сейчас, отношусь, кстати, точно так же. C одной только
разницей: 90-е – это прошлое, которое не изменишь, и потому оно может быть
разве что предметом осмысления, включая его исторические истоки и последствия.
А день сегодняшний – это другое, это нечто незавершенное, в нем испытываются
свои возможности, обнаруживают себя свои интересы и их волевые ресурсы, и в
этом настоящем, пока оно не стало прошлым, осмысление нельзя изолировать от
оценки – апологетической либо критической. То есть, в принципе можно, конечно,
но это будет вольное или невольное прислонение к апологетике.
Так что публичная оппозиционность – в том числе, и интеллектуальная –
уместна, на мой взгляд, всегда. Во времена Ельцина — к Ельцину, во времена Путина
– к Путину. А во времена Путина к Ельцину – это примерно то же, что
оппозиционность к Брежневу и Черненко при Горбачеве. Или к Горбачеву после его
отставки. Желающие могут этот ряд аналогий продолжить.
О НОВЫХ ХОДАХ В
ДОНБАССКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИГРЕ (22 СЕНТЯБРЯ)
Не хотят все же в
Москве превращения ДНР и ЛНР в отдельные от Украины государства. Хотят, чтобы
они остались в составе Украины. Казалось бы (и мне тоже казалось), все уже
ясно: в ДНР в обход Киева официально объявлены местные выборы на 18 октября, в
ЛНР – на 1 ноября, что в Киеве с полным на то основанием расценили как конец
Минска-2. Украину, судя по всему, такой вариант устраивает: интегрировать
отпавшие территории в свое политико-правовое поле на своих условиях она на
сегодня не в состоянии, а соглашаться на условия, при которых она получит
внутри себя сателлитов другого государства, не расположена. Однако….
Однако не исключено,
что назначение выборов на 18 октября и 1 ноября – очередной ход в большой
политической игре, именуемой «Минск-2». Потому что сегодня вдруг объявляется,
что ДНР и ЛНР внесли на рассмотрение контактной группы новые предложения о
местных выборах. Предложения, учитывающие, по мнению авторов, и требования
украинского законодательства, и международные стандарты. И даже дата проведения
обозначена – 21 февраля 2016 года. Так что соглашаться быть обвиненной в срыве
Минска-2 Москва не намерена. Выборы 18 октября и 1 ноября в обход Киева – это,
похоже, не решение, а инструмент давления. На кого? Очевидно, на Меркель и
Олланда. Они-то тоже не заинтересованы, чтобы их дипломатическое детище
(Минск-2) приказало долго жить. То есть, они бы, возможно, удовлетворились и
полным прекращением огня и отводом вооружений с сопутствующим замораживанием
конфликта, но кто им даст такие гарантии в случае, если другие пункты
соглашений будут сорваны?
Придется определяться
в вопросе о том, кто же именно их срывает. Если определятся в том смысле, что
Минск-2 предписывает Украине выборы на не контролируемой ею территории, где
расположены не подчиняющиеся ей военные формирования, то это сильно затруднит
жизнь Порошенко. Украинское общество в значительной своей части такой выбор не
примет. После последней встречи министров иностранных дел нормандской четверки,
императивно предписавшей вопрос об этих выборах согласовать, мне казалось, что
дилемма такая для Порошенко уже создана. Объявление в ДНР и ЛНР о проведении
выборов несогласованных дилемму эту снимало. А теперь вроде бы выясняется, что
то был промежуточный ход в игре, а не ее завершение.
Такая вот ситуация
перед парижским собранием лидеров нормандской четверки 2 октября. Если оно
состоится, то донбасские местные выборы не могут не быть там одним из основных
пунктов повестки дня. Разумеется, их проведение 18 октября и 1 ноября Меркель и
Олланд не поддержат. Но что поддержат или предложат? И согласятся ли
пролонгировать действие Минска-2 на 2016 год, как хочет Москва, что позволит
ничего конкретно не поддерживать и не предлагать, в очередной раз призвав
стороны к «продолжению переговоров» ради «выполнения всех пунктов минских
соглашений»?
А контактная группа, где новые
предложения Донецка и Луганска будут обсуждаться, соберется в Минске сегодня.
О МИНСКОМ ЭПАТАЖЕ (23
СЕНТЯБРЯ)
Вчерашние предложения
Донецка и Луганска Киеву о проведении согласованных с ним местных выборов 21
февраля 2016 года сильно удивили и украинских переговорщиков в Минске, и
представителей ОБСЕ. Выяснилось, что выборы в городах и районах, уже
назначенные на 18 октября в ДНР и на 1 ноября в ЛНР, отменять не
предусматривается. А в феврале предусматриваются только выборы поселковые и
сельские, которые осенью проходить не будут. Их проведение Киеву и предлагается
согласовать. Это выглядит эпатажем, каковым и было воспринято другой стороной,
но в нем, возможно, заложено некоторое послание относительно позиции Москвы на
парижской встрече лидеров нормандской четверки.
Дело в том, что даже
проведение «остаточных» выборов представители ДНР и ЛНР обставили ультимативными
требованиями. А именно, что все законодательные акты, прямо или косвенно
касающиеся этих выборов, должны быть с ними согласованы. В том числе, и
поправки в Конституцию, которые необходимо переголосовать. Тем самым переговоры
возвращаются к тем пунктам Минска-2, в интерпретации которых позиции сторон
несовместимы. В этих пунктах такие согласования, действительно, предусмотрены.
Но согласования между кем и кем? Между Киевом и «представителями отдельных
районов Донецкой и Луганской областей». А кого считать такими представителями?
В Москве, Донецке и Луганске полагают, что это переговорщики от ДНР и ЛНР. А в
Киеве их таковыми воспринимать отказываются, ибо в минских соглашениях ДНР и
ЛНР не упоминаются. В Киеве исходят из того, что Минск-2 предписывает ему согласовывать
законодательные решения только с легитимной властью, которая появится в
результате выборов на неконтролируемых Украиной территориях. В итоге же с
самими этим выборами получается то, что получается.
Так что вчерашний
эпатаж в Минске можно рассматривать как позицию, которая будет представлена
Путиным в Париже. Позиция, согласно которой выборы 18 октября и 1 ноября –
результат нежелания Киева считаться, вопреки Минску-2, с мнением Донецка и
Луганска. Начнут считаться – тогда, мол, и другой разговор пойдет. А Порошенко
будет говорить, что насчет согласования позиций именно с представителями ДНР и
ЛНР Минск-2 Киеву ничего не предписывает. И если все пойдет так, то с
интерпретацией Минска-2 придется, возможно, определяться Меркель и Олланду.
Должно же и у них быть какое-то представление о смысле того, что при их
непосредственном участии было написано.
Несмотря на вчерашний
казус, обсуждение вопроса о выборах 28-го будет в Минске продолжено. Так же,
как и вопроса об отводе вооружений, окончательной договоренности по которому
вчера опять достигнуть не удалось.
О СТАТЬЕ МЕДВЕДЕВА (24
СЕНТЯБРЯ)
Когда правительство
осознает, что ничего не делать нельзя, а сделать ничего не может, оно сообщает
о сложности переживаемого момента и намерении делать все, чего он требует, соизмеряя делаемое с тем, что делать может
О ШЛОСБЕРГЕ (24
СЕНТЯБРЯ)
Льва Шлосберга лишили
звания парламентария за то, что в одиночку спасал российский парламентаризм от бесчестия.
О БЕЗМОЛСТВУЮЩЕМ
НАРОДЕ (25 СЕНТЯБРЯ)
В ответ на мое
вчерашнее упоминание об отнятом мандате у депутата Шлосберга коллеги предложили
ознакомиться с мнением на сей счет журналиста Радзиховского. Ознакомился.
Радзиховский сказал,
что в этой истории его интересует исключительно факт невыхода на городские
площади и улицы псковского народонаселения. Если оно не протестует, если ему
все равно и ничего не надо, то о чем еще говорить? Говорить не о чем.
А я подумал о том, что
народ – он, конечно, безмолствует, причем нередко даже тогда, когда молвить
слово ему и ради себя самого бы не помешало, но так ли уж правы люди, при любом
начальственном безобразии переводящие на него стрелки вины? Может быть,
виноваты все же те, кто безобразие творит, народным безмолвием пользуясь и его
разными способами — от ТВ-правды и чуровского свободного волеизъявления до
полицейских дубинок — поощряя?
Я понимаю, что
осуждать их давно уже не оригинально, да и старой немодной интеллигенщиной
отдает, но и вешать всех собак на народ в последнее время стало не оригинальным
тоже. А потому из двух общих мест приходится выбирать одно.
ВСКОЛЬЗЬ О СИРИЙСКОМ
ВОПРОСЕ (26 СЕНТЯБРЯ)
Политика России на
сирийском направлении имеет, помимо многих прочих, и такую составляющую, как
утверждение и международная легитимация модели ухода с политической сцены
людей, вроде Асада, отличной от модели устранения Каддафи или «цветных
революций». Модели, при которой вопрос об уходе, его условиях и сроках
обсуждается с тем, кому предстоит уйти. Это вполне в духе неоднократных призывов
России к ООН насчет безоговорочного запрета на незаконное устранение законной
власти. Что бы сама эта власть ни делала, и какое бы отношение к законности
сама ни демонстрировала. Это идея такого мирового порядка, при котором
международное право ставится на защиту правового произвола отдельных
правителей.
О ПОЛИТИЧЕСКОЙ
МОНОПОЛИИ И ПРАВОВЫХ ПРОЦЕДУРАХ (27 СЕНТЯБРЯ)
Спор на днях вышел с
коллегой по поводу Шлосберга. Коллега мягко упрекнул меня в ангажированности и
проистекающей из нее непоследовательности: с одной стороны, ратую, мол, за
универсальность и верховенство права, за соблюдение процедур и все такое
прочее, а с другой – защищаю депутата, лишенного депутатства в соответствии с
принятой процедурой. Чем это отличается от того, что на Западе? – спрашивал коллега.
Получается, корил он меня, что пасуют
принципы перед душевными порывами. Получается (у меня опять же) не верховенство
права, а верховенство политических симпатий над правом.
Я в ответ пробовал ссылаться на советский опыт, памятный и законами, и
судами, и соблюдаемыми процедурами, но на собеседника это не подействовало.
Сейчас, полагает он, уже не так, сейчас все иначе. Но что значит иначе? Иначе —
это одно из двух: либо политическая монополия, предопределявшая
законотворчество и правоприменение при советской власти, вместе с этой властью
исчезла вообще, либо осталась, но перестала что-либо предопределять по части
законов, судебных решений и использования процедур. И вообще, и применительно к
оппозиционерам в частности. Ну, а я полагаю, что не исчезла и не перестала.
А насчет ангажированности – да, ангажирован. Но не политическими симпатиями
к «своим», а правовым принципом. И поэтому подавал свой слабый голос не только
в защиту от произвола либерала Шлосберга, когда он попал под пресс
вмонтированного в политическую монополию депутатского корпуса, но, например, и
националиста Крылова, когда на него наехала движимая той же монополией
репрессивная машина. Такой же ангажированности желаю и оппонентам.
О ТОМ, ЧТО НЕ РЕШИЛИ В
МИНСКЕ, И БУДУТ РЕШАТЬ В ПАРИЖЕ (30 СЕНТЯБРЯ)
Перед парижской
встречей лидеров нормандской четверки в Минске договорились, наконец, по
военному блоку вопросов. Документ подписан. Так что в Париже смогут с удовлетворением
констатировать, что Минск-2 был не зря. А насчет местных выборов не
договорились. Вопрос о них остается открытым, как и вопрос о том, удастся ли
его закрыть на саммите четверки.
Понятно, что Меркель,
Олланд и Порошенко будут настаивать на отмене выборов, назначенных в ДНР и ЛНР на 18 октября и 1 ноября, как с
Минском-2 несовместимых. Как поведет себя Путин, понятно меньше. Он, очевидно,
будет объяснять, что выборы эти назначены из-за недоговороспособности Киева.
Поэтому к их отмене если совместно и призовут, то только при общем согласии
относительно того, каким выборам следует быть. Но продвинуться к такому
согласию будет непросто: предлагавшиеся до сих пор варианты не устраивают Киев.
И потому, что он не хочет идентифицировать себя с голосованием на
неконтролируемых им территориях, и потому, что инициируемые варианты
предполагают изменения в украинском законодательстве (в том числе, и
конституционные). Порошенко на это пойти не может, так как знает, что поддержки
в Верховной Раде не получит. Даже под давлением Меркель и Олланд, если они
таковое сочтут нужным и полезным.
Сегодня можно более или менее уверенно говорить лишь о том, что если выборы
в ДНР и ЛНР отменены не будут, то это станет еще одним шагом к замораживанию
конфликта по сценарию, близкому к приднестровскому. А если будут, то непонятно,
по какой согласованной модели они могут быть проведены. В минской контактной
группе ответа не нашли, негласно делегировав решение проблемы нормандской
четверке. С тем, чтобы вернуться к обсуждению ее предложений, если они
поступят, 6 октября. В этот день что-то окончательно прояснится, ибо следующее
собрание контактной группы состоится уже после намеченной даты выборов в ДНР.